– Ну, вот и здорово.
Он поднялся из-за стола.
– Цу, – негромко сказал он. – Я буду очень занят в ближайшие несколько дней. Если я сижу в своей комнате, не беспокойте меня, ладно? Если что-то срочное – зови по прямому каналу, как я показывал.
Он махнул рукой и вышел.
Тоскливое предчувствие, с которым он проснулся утром, Саматту не обмануло. На служебном коммуникаторе его дожидалось сообщение о том, что слушание его доклада о вчерашнем неудачном штурме состоится в полдень. Три часа до его начала тянулись, как три дня, и он раз за разом прокручивал в голове подробности событий.
"Интересно, ты сам-то хоть осознаешь, как тебя подставили?"
Что этот парень имел в виду? Кто мог его подставить? Майор Кайн? Но зачем? Какой смысл подставлять командира спецотряда, занимающегося охраной Института?
Смысл может быть. Но только при условии каких-то подковерных игр, о которых он не имеет представления. Саматта вдруг вспомнил, как Кайн о чем-то говорил с двумя бойцами его подразделения, отозвав их в сторону. Все трое бросали на него взгляды: Кайн – раздраженные, бойцы – опасливые. О чем начальник охраны Института мог говорить с рядовыми, ему не подчиняющимися, да еще и приватно? Что они должны были сделать во время операции за его спиной?
На слушании, не считая секретарши, присутствовали трое: директор Джой, майор Кайн и незнакомый Саматте вайс-полковник с нашивками Генштаба. Штабист представиться не удосужился и сидел молча, со скучающим взглядом рассматривая интерьер малого конференц-зала административного корпуса, где проходило слушание. Зато директор оказался не в меру говорлив.
– Капитан Саматта Касарий, – не дав Саматте раскрыть и рта, резко проговорил он, – по результатам изучения твоего рапорта и рассмотрения всех обстоятельств дела ты обвиняешься в самовольном решении о применении силы против гражданских лиц, усугубленном абсолютно бездарным и некомпетентным планированием операции. Не получив от своего руководства санкции на ее проведение, не проработав ее детали ни с майором Кайном, ни со своим руководством, ты устроил вторжение на частную территорию и угрожал оружием ее владельцу, что само по себе подпадает под ряд статей Уголовного кодекса.
– Я много лет в спецназе Генштаба, – сухо ответил Саматта. – И не тебе, господин директор, учить меня тому, как проводить спецоперации. Любой эксперт, изучив тактический план…
– Который не сработал! – оборвал Саматту директор. – Капитан, ты понимаешь, что не судят только победителей? Если бы твоя безумная затея увенчалась успехом, еще можно было бы о чем-то говорить. Но ты облажался по полной программе, втянув тем самым Институт в неприятности. Почему ты вообще решил, что тебе позволено проводить такие операции?
– Мои люди тренированы для их проведения! – резко ответил Саматта. – Ты прекрасно знаешь, господин директор, что одна из задач моего отряда заключается как раз в том, чтобы с минимальными потерями захватывать вновь обнаруженных девиантов. Мы экипированы специальным снаряжением…
– Ты также экипирован снаряжением, позволяющим вести полноценные боевые действия! – опять перебил его директор. – И хорошо тому обучен, как я понимаю. Не хочешь на этом основании объявить войну Грашу? Или Четырем Княжествам? Я спрашиваю не о том, как ты экипирован и чему обучен, а кто дал тебе право принимать такие решения?
– Информация, переданная мне майором Кайном, не позволяла терять время на согласование…
– Ах, майором Кайном? – зловеще протянул директор Джой. – Майор, поясни мне, какого рода информацию ты передал капитану, что он немедленно бросился размахивать оружием?
– Оперативные данные. Первичные материалы внешнего наблюдения, – невозмутимо пожал плечами майор. – Я полагал, что раз мы работаем в команде, то все должны знать, что происходит. К сожалению, капитан, оказывается, себя частью команды не считает, поскольку согласовать со мной свои действия не удосужился. Я узнал о начале операции по факту, когда охрана у главного въезда на территорию сообщила, что фургоны спецотряда выехали в неизвестном направлении.
– Но ты же сам… – медленно проговорил капитан.
"…Они укрываются в старом заброшенном отеле, и с ними трое некомбатантов. Наверное, какие-нибудь бродяги. Медлить опасно. Сам понимаешь, чем это грозит. Посторонние, похоже, не догадываются, с кем имеют дело, так что их могут кончить в любой момент. Эта девка, Карина, она хуже пулемета, убивает так же просто, как ты дышишь. И действовать придется твоему спецотряду – полиция наверняка просрет все, как обычно. Я не могу отдавать тебе прямых приказов, но…"
Именно так. "Я не могу отдавать тебе прямых приказов". Майор чист. Обстановка, в которой все происходило, не подразумевала другого решения, но приказа майор не отдавал – и не мог отдать, поскольку не командует спецназом. И он даже не рекомендовал начать штурм немедленно.
"Интересно, ты сам-то хоть осознаешь, как тебя подставили?"
– Что замолчал, капитан? – ехидно поинтересовался директор. – Осознал наконец-то, что натворил?
Нет. Он не станет выкручиваться и юлить перед так называемой "комиссией". Козел отпущения, похоже, уже назначен, так что толку все равно не выйдет. А терять напоследок еще и самоуважение решительно незачем.
– Я требую занести в протокол следующее, – со спокойствием, которое отнюдь не отвечало тому, что творилось внутри, проговорил Саматта. – Я, капитан Саматта Касарий, принял решение о проведении спецоперации на свой страх и риск, руководствуясь исключительно мотивами сохранения жизни случайно вовлеченных некомбатантов. Операция спланирована и проведена в полном соответствии с Уставом и официальными руководствами по антитеррористической деятельности. Срыв операции обусловлен внешними, не поддающимися прогнозу факторами, а также неполнотой имеющейся информации. Я не вижу за собой никакой вины и никаких оснований для дисциплинарного взыскания. Конец заявления.